в те прекрасные времена...
ГРУДЬ
рассказ
Автор решил, что он гениальный циник, и цинизмом добьется успеха. Он выпил молока, съел говядины, и решил написать роман про Грудь.
Про девушку, которая приезжает из глубинки в город, находит продюссера, выходит за него замуж, и становится звездой.
Автор думал:
"Ежели взять простую историю, да и сделать из нее низкий фарс, людям понравится, особенно тем, кто не поймет смысла за абсурдом. Они увидят только то, что главную героиню будут звать Грудью!"
И было утро.
И был вечер.
И начал он писать то, что ему так легко дается, но не нравится.
В маленьком бедном уездном городе N, а на самом деле, в поселке городского типа Уйске, что стоял на берегу одной длинной реки, никогда не светило солнце. Только в пятую неделю весны, когда после зимней спячки оживали звери и птицы, ярило награждало местных жителей своим теплом. Лишь на семь дней, да на пару часов в сутки. О, трудно даже описать, что творилось в этот ничтожный промежуток времени между серостью и красотой. Уйские аборигены выбегали на немногочисленные улицы, и принимались обниматься, радостно кричать и жать руки друг другу. Не было в эти два часа ни грусти, ни тоски, ни безразличья – только счастье одно. Большое человеческое счастье.
Двадцать лет назад, в один из тех радостных семи дней, появилась на свет Грудь. Ну да, обычная Грудь. Женская такая, не кормящая. Жила она очень скучно и безрадостно, как и все в Уйске, и только в Святую неделю, так называли Уйчане те светлые дни, Грудь оживала, и становилась крайне веселой и подвижной. Конечно она, как все граждане и гражданки Российской Федерации, работала. Служила она смотрительницей местного краеведческого музея, а по совместительству ходила по подиуму уйского Дома Моды. Эта неинтересная работа быстро надоела Груди, и решила она заниматься исключительно примеркой одежды. И, вскоре на одном из показов женского нижнего белья Уйской Швейной Фабрики ее приметил большой поселковый бизнесмен – директор универмага Емельян Павлович Гнидыч-Боровой. Емельян Павлович располагал крупными, по меркам городка, финансовыми средствами, поддерживал продуктами столовую в начальной школе, и проводил ежегодные фестивали рыбалки. Емельян Павлович незамедлительно предложил Груди выйти за него замуж. Грудь тут же согласилась, и принялась безбедно жить в трехкомнатном коттедже Гнидыча-Борового. Однако скучала наша героиня. Скучала до боли в голове. Нечего ей было делать в Уйске. Не хотелось ей здесь жить. Ей хотелось не столько денег, сколько славы, а точнее славы и денег, чего не мог ей дать ейный муж-предприниматель. И через одиннадцать дней беспробудного послесвадебного пьянства и полового безобразия, Грудь решила уехать из Уйска. В столицу.
Объяснив своему новоиспеченному мужу, что больше ей невмоготу терпеть провинцию и безысходность, Грудь заполучила от Емельяна Павловича 15 тысяч долларов наличными и кредитную карту «Виза» со сбережениями на «черный день». Однако супруг Груди был очень расстроен. Он рыдал, на коленях упрашивал остаться и не покидать его, однако…Грудь была неугомонна. Она собрала всю свою одежду, все свои украшения, и косметику, а потом, демонстративно хлопнув дверью, покинула гнездо Гнидыча-Борового. Емельян Павлович настолько любил свою ненаглядную, что приказал своему водителю и охране отвезти ее прямо до Москвы, чтобы «ничего с любимой не случилось».
Грудь была доставлена до первопрестольной на «Мерседесе» какого-то там офигенного класса, и устроена в номер «люкс» гостиницы «Президент-отель». Жутко устав с дороги, Грудь заглянула в мини-бар, отыскала в нем бутылочку «Джим Бима», и выпила все ее содержимое. Далее она, совершенно обессиленная, рухнула на двуместную кровать, не раздеваясь. Пока для Груди столица имела вкус элитного виски. Но это только пока.
Проснувшись в 11 часов следующего дня, наша героиня решила привести себя в порядок, и отправиться в путешествие по продюсерским центрам Москвы. Грудь отправилась в душ, потом к зеркалу, потом к чемоданам с одеждой, ну и дальше, что невероятно логично, мой ненаглядный читатель, к двери. На улице светило яркое московское солнце оттенка радиоактивного банана. До чего счастлива была Грудь. «Неужели, здесь всегда так солнечно?» – думала она.
Она ошибалась. В этом городе не намного больше ярких солнечных дней, чем в ее родном Уйске. Грудь, по своей наивности, предполагала, что здесь, в столице, все люди знают, где находятся продюсерские центры, и стала она останавливать на улице людей, и обращаться к ним с этим вопросом. Наконец, через полчаса таких хождений, ей попался беззаботный гитарист, который сказал так:
- Вам бы в интернет выйти, да поискать там все, девушка.
- А как? – спросила Грудь.
- Ну… Давайте я вам помогу, а вы меня потом кофе угостите, ага?
- Хорошо, - улыбнулась растерянная Грудь.
И они сели в троллейбус номер 62, который довез их прямо «ВсеСоюзного центра», где находилось интернет-кафе.
- Ну, так что вам нужно найти? – парень отпил из чашки обещанный Грудью кофе.
- Мне нужны адреса продюсерских центров.
- А, ну это в два счета.
Через пятнадцать минут Грудь получила адреса практически всех продюсерских контор. Безумно радостная, она выбежала из интернет-кафе, не попрощавшись с тем добрым парнем.
Ей хотелось выпить. В ее городке все пили. И радуясь, и печалясь.
- Емельян, да некому ж меня пожалети да согрети, кроме тебя, солнышка моего красно-священного, - Грудь плакала в трубку мобильного телефона, - Да что ж я дура-то какая, осина прогнившая, тебя оставила…Как же ж так… Ну, что ты молчишь, орел ты мой двухголовый.
Заметив, что она не набрала даже номер Емельяна, Грудь швырнула телефон в бармена, который уже готовился закрывать паб, в коем наша героиня провела четыре часа выпивая стременную.
Бармен подпрыгнул от неожиданности, и беспрекословно налил Груди сто грамм.
- За Грудь! За мою! Третьеразмерную!
Она резко выдохнула, и влила в себя очередную дозу сорокаградусного напитка.
Грудь покачнулась, вскинула руки вверх, и, потеряв сознание, упала на укрытый дорогим паркетом пол.
- Ну, на полу, так на полу!.. – сказал бармен, расстегивая ширинку на брюках и наклоняясь к Груди.
Она пьяно улыбнулась.
Автор остановился. Пальцы не хотели дальше печатать. Он перечитал написанное.
"Ну, на полу, так на полу!.." – сказал бармен, расстегивая ширинку на брюках и наклоняясь к Груди.
Она пьяно улыбнулась."
Автор отпил молока.
"Что же я делаю?" - думалось ему.
Стало холодно. Он стал бродить по комнате нервно куря. А потом понял. Сознание пришло к нему так же внезапно, как и испарилось в порыве тщеславия.
"Я ее убью. И вместе с ней убью все грязное и мелочное в себе..."
Бармен, умывшись в поварской, вошел назад в зал. Грудь лежала раскинув руки в разные стороны. Лицо ее было бледным. Бармен удовлетворенно усмехнулся. И вдруг, Грудь стало выворачивать. Со страшной силой. Ее выворачивало, а в сознание она не приходила. Бармен что-то кричал, пытался привести ее в чувство, звонил в скорую, но все было тщетно.
- Отравление, - сказал врач больницы, в которую бармен отвез Грудь.
Бармен не думал ни о чем. Только о лицензии. Их бар лишат лицензии за контрафактную алкогольную продукцию, а его уволят.
Грудь тихо похоронили.
В Уйске.
Слава Богу, что как раз в то время и началась Святая неделя, и солнце светило безудержно.
Емельян Павлович три дня и три ночи проплакал на могилке, не допуская до себя провинциальных секьюрити.
Автор поставил точку.
За окном шел снег. Крупный. Пушистый.
Автор открыл форточку и вдохнул полной грудью.
"К черту все это, я должен о другом писать. Да вот, хоть о снежинках. Тогда на душе спокойно. И у меня, и у читателя."
И было утро.
И был вечер.
И было тепло.
И было уютно.
И выпил чаю
И уснул.
И приснились ему розовые слоны.
На пастбище.
